Леонид Вениаминович Володарский - Интервью журналу АВТОПИЛОТ

Его голосом говорили Сталлоне и Шварценеггер, его незримое присутствие в квартирах более или менее обеспеченных граждан стало неотъемлемой чертой российского быта 80-х, а его авторству приписывают знаменитый эвфемизм "трахать". Еще про него придумали легенду, что, якобы будучи уже не в ладах с законом, он, переводя фильмы, зажимает нос прищепкой. Но вот уже несколько лет как этот Левитан 80-х пропал из нашей повседневной культуры. Не волнуйтесь, ушел не он, а его голос. Да и тот нынче доступен на "Серебряном дожде". А сам Леонид Володарский, рафинированный интеллигент, киногурман и телепроповедник нашей бурной молодости, занят тем же, чем и всегда, -- переводит фильмы. Теперь на НТВ.

- Вас не обижают эти легенды о прищепке на носу?

- Нет, тем более что подобная затея была бы все равно обречена на провал. Как мне объяснили некоторые компетентные товарищи, голос идентифицирует человека лучше, чем отпечатки пальцев. Так что можно зажимать себе все что угодно, но голос опознается в ста случаях из ста.

- Но на заре видеопиратства ваша деятельность была сопряжена с опасностью?

- Если бы власть захотела что-то со мной сделать, она, безусловно, сделала бы это. В те времена спасения не было никакого, и если эта машина начинала работать, она перемалывала все. Но такой инструкции не было, хотя людей, занимавшихся записью и торговлей, так называемых «писателей», выдергивали постоянно. Один раз я даже был свидетелем на суде по делу такого «писателя» и поверг его в ужас тем, что не ставил суд ни в грош… Как-то я пошел на консультацию к адвокату, и мне долго пришлось объяснять ему, что такое видеомагнитофон, а это был 1979 год. И если бы он сказал мне, мол, занимайся этим на свой страх и риск, я, возможно, и оставил бы это занятие. Но он не сказал. Впрочем, я ни в коем случае не собираюсь утверждать, что был первым бойцом на фронте видеодиссидентства…

- Но вы ведь не случайно попали в видеобизнес?

- Конечно, не случайно. До этого, при Брежневе, существовала система закрытых просмотров. Все организации, имевшие вес, брали фильмы из Госфильмофонда. И кроме того, существовал особый отдел Госкино, откуда фильмы выдавали на «точки». Их было очень много, например, я переводил на Мосфильме, в Верховном суде, на дачах…

- Как вы обычно переводили, синхронно? То есть не видя до этого фильма ни разу?

- Дело в том, что для меня класс переводчика – это как раз способность перевести фильм «с листа». Кстати, переводчик-синхронист и переводчик фильмов – это две разные специальности. Можно быть хорошим синхронистом, но не уметь переводить фильмы, я знал и таких людей.

- Насколько это было прибыльно тогда?

- Когда люди поняли, что на видео можно делать неплохие деньги, то понадобились переводчики, и они стали искать их среди тех, кто переводил на закрытых просмотрах. То, что этот бизнес очень прибылен, стало понятно сразу. Например, я помню сделку, в результате которой телевизор и видеомагнитофон были проданы за 40 тысяч рублей. В то время это была не то что большая сумма, это была вся человеческая жизнь, выраженная материально. Квартира, дача, машина – все можно было купить на эти деньги сразу. Если бы у меня были деловые способности, я бы мог обговаривать свое долевое участие в этом деле, однако это подставляло бы меня под определенные риски. Кроме того, у меня нет таких способностей.

- Почему у нас так распространен перевод, хотя во всем мире часто смотрят фильм с титрами и, стало быть, с живыми голосами актеров?

- Не совсем так. Мне приходилось переводить на русский язык американские фильмы, переведенные на итальянский или французский. Конечно, это плохо, и хочется слышать голос актера. Когда, скажем, Клинт Иствуд говорит «хенде хох», это смешно. И у нас, и на Западе фильмы все-таки дублируются для массового зрителя, а вот если предполагаемая аудитория взыскательная и небольшая, то фильм идет с титрами.

- Вы принципиально избегаете дословного перевода ругательств?

- Да, за редким исключением без этого всегда можно обойтись. Возьмем классику – «Над пропастью во ржи» в великолепном переводе Риты Райт-Ковалевой. Ругательства существенно смягчены. Но от этого ничего не изменилось! Всегда можно найти эквивалент.

- А вот показывали "Криминальное чтиво", где герой Джона Траволты говорил: "Я пойду посру". По-моему, это был вполне точный перевод, отвечавший образу и его действиям.

- Вы думаете, если бы он говорил: «Я пошел гадить», – было бы хуже? Все-таки обычно за чересчур дословным переводом ругательств стоит очень невысокий класс переводчика.

- Ну, хорошо, сколько существует различных вариантов перевода выражения «fuck you»?

- Я это перевожу как «пошел ты». Не Бог весть какая переводческая находка, но я придумал это. В крайнем случае можно сказать: «Пошел ты к этой матери». И всем все понятно. Можно спокойно обойтись без ругани, если, конечно, не меняется смысл.

- Вы можете привести пример, когда смысл все же меняется?

- Допустим, вы видите сцену из великосветского общества. Диалоги персонажей идут на уровне «не будете ли вы так любезны»… Но вдруг ситуация меняется, и человек, являвшийся до сих пор образцом изысканной речи, вдруг говорит кому-то «fuck you». И вот тут уже не надо говорить: «Пошел ты в задницу». Тут надо говорить: «Пошел ты в жопу».

- В чем, на ваш взгляд, все-таки причина табуированности ряда слов в нашем кинематографе? По сравнению с тем же американским.

- Ну, сейчас все это начинает появляться и у нас. Дело в том, что в системе кинопроката Америки существуют возрастные ограничения, и за этим следят очень строго. Если полицейский выловит в порнокинотеатре пятнадцатилетнего паренька, то вступит в ход правоохранительная машина и пострадает владелец заведения.

- А поскольку у нас надзора нет, вы решили взять на себя такую моральную функцию?

- Да, это было мое решение.

- Были ли фильмы, переводить которые вы отказывались?

- Нет, не было, это же моя работа. Разумеется, я мог отказаться только от перевода порнухи. Это уже работа за гранью, кроме того, что там переводить-то… Хотя где-нибудь в провинции под понятие «порнуха» могли подвести и «Последнее танго в Париже».

- Давайте составим «рецепт от Володарского», как нужно учить иностранный язык.

- Мой покойный отец, который был одним из лучших преподавателей английского в стране, всегда говорил, что язык доступен любому. Если у тебя нет пространственного воображения, то архитектором тебе стать, может, и не дано. А с языком все иначе, дело в усилиях. Нанимаешь по рекомендации преподавателя и начинаешь делать упражнения. Ответил материал, написал контрольную…

- Как неинтересно…

- А больше никак. Только через труд.

- Через ваше сознание прошло сумасшедшее количество кинематографической продукции. Вас что-то удивляло среди того, что вам довелось увидеть?

- Конечно. Я очень люблю Феллини, Висконти, Бертолуччи. До сих пор помню, что после «Конформиста» я вышел буквально покачиваясь, настолько сильным было впечатление. Очень люблю Серджио Леоне, и «Однажды в Америке» – один из моих любимых фильмов. И, пожалуй, люблю хорошее коммерческое кино. Например, первое «Смертельное оружие», оба «Французских связных».

- Чье кино самое лучшее?

- Класс кинематографа определяется его средним профессиональным уровнем. Поэтому, скажем, итальянское кино назвать лучшим нельзя. То, что у них родились Феллини, Висконти, Пазолини и Бертолуччи… ну, вот так получилось. А американское кино назвать лучшим можно. И, как я только недавно стал понимать, лучшим можно назвать старое советское кино. Наивность, политический заказ – все это есть, но профессионально это сделано безупречно.

- А как вам последние наши шумные новинки: оба «Брата»?

- Я в восторге. Первый «Брат» – это было почти откровение, потрясающий слепок времени, в котором были эти жуткие рынки, наглые чеченцы и «качки» в кожаных куртках. Очень запоминаются сцены, когда главный герой идет по пустому городу мимо памятников: он, живой, на фоне советской эпохи, которая умерла. А второй «Брат» – это упражнение Балабанова, которым он доказал, что умеет делать все что угодно. Это свидетельство его профессионализма.

- Наша критика, однако, ваш восторг не разделяет.

- Конечно, как же можно простить парню из Свердловска, у которого нет именитого папы, что за копейки он вдруг начал снимать кино, которое все стали смотреть. Такого человека обязательно надо пнуть. Меня привлекает в этих фильмах еще то, что там нет всей постперестроечной ублюдочности. Нет такого, что мы – второсортные ребята, давайте ходить, подобно американскому быдлу, в бейсболках задом наперед, выберем «пепси», будем, разговаривая с человеком, жевать жвачку… Ну почему в русском языке должно быть слово «Вау»! Мы же знаем свою страну. И я не могу понять, почему люди говорят: «В этой стране». Ну скажи: «В нашей стране», «В России» или «У нас, на родине». Это оптимистические фильмы, в этом их главное достоинство. Хорошо ведь, когда кино не только тебя развлекает, но еще и говорит: «Ребята, у нас все обязательно получится».

Дмитрий Попов
Журнал "Автопилот" [№7, 2000]